[vc_row][vc_column width=»2/3″ css=».vc_custom_1500461770318{padding-left: 70px !important;background-color: #eaeaea !important;}»][vc_column_text]
Адвокатом я стала совершенно случайно. А теперь уже просто не представляю, как жить без этой работы. Меня мама с самого маленького возраста называла «старуха Изергиль» — на каждое несправедливое замечание я всячески возмущалась и отстаивала свою позицию.
Бывает страшно, да, а что делать, зато адреналин. Мы уже как наркоманы. Десять дней праздников, уже сидишь и чешешься, блин, что такое, чего-то не хватает.
[/vc_column_text][/vc_column][vc_column width=»1/3″][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column width=»2/3″ css=».vc_custom_1500463356390{padding-top: 70px !important;}»][vc_column_text]
И эта помощь все равно мне возвращается.
У меня обостренное чувство справедливости, даже если я не могу ничем помочь физически, я попробую что-нибудь сделать — найти людей или попробовать предать общественности, чтобы какая-то помощь все равно пришла. Когда меня в Крыму задержали, то тоже вся общественность на уши встала, и, может быть, благодаря этому меня так спокойно и быстро отпустили и дали улететь.
Я из семьи военнослужащих — и папа, и брат, и дядьки всевозможные. Мы росли в такой семье, в которой все должно быть ну не по уставу, конечно, а вот строго по закону. Раз написано так, значит, должно быть так. Мы не знали, что такое дедовщина или еще чего-то, потому что у папы это было невозможно. И мы с детства все так воспитывались, у меня и дочь так воспитывается.
Закончила институт, выходя из декретного отпуска просто через знакомых, совершенно случайно, получилось попасть в стажеры адвоката. Через год, я с первого раза сдала все экзамены и получила статус адвоката, в общем-то даже не зная и не понимая, что это за работа, но потом очень понравилось. И вот уже почти двенадцать лет работаю адвокатом.
Первые пять лет работы были хорошие, а потом началось — каждые полгода в депрессиях, в очень серьезных депрессиях, по месяцу — по полтора, из которых невозможно выйти. Всякое бывает. И напьешься, и наржешься, и уедешь куда-то в отпуск, и вернешься, и с коллегами побеседуешь, поговоришь — и вроде бы ничего.
У меня практически нет частной жизни. И даже этой жизни как адвоката больше, чем обычной.
Работа здесь заканчивается в шесть часов. Ты едешь домой, если ты территориально не дома, потому что я работаю, в основном, из дома, если я не в командировке. Приезжаешь домой и все равно работаешь, поешь и работаешь, выходные практически всегда работаешь, потому что надо писать жалобы, надо срочно что-то отправлять, сроки горят. Плюс, мои еще дела. Я пишу экспертизы на проекты законов, потому что я аккредитована при Минюсте как эксперт, какие-то свои дела, которые не входят в работу фонда.
До последнего момента я каждые полгода пытаюсь писать заявления о том, чтобы прекратить адвокатский статус, потому что больше нет сил работать. Сейчас уже приучаю клиентов, сотрудники и так знают, другие пути коммуникации ищут, я уже стараюсь выключать телефоны на ночь и рано утром, чтобы мне было невозможно позвонить, потому что люди, находящиеся в местах лишения свободы, они могут позвонить в любое время — как есть возможность. Но иногда там, а знаете, меня посетила такая мысль, а может нам лучше вот так сделать, то есть я понимаю, что им там нечем заняться, все понятно. Они думают все время, у них есть время все обдумать и что-то придумать, но особенно когда ты болеешь или только прилетел из командировки и тебе в три — в полчетвертого утра звонят, это, конечно, раздражает, и не только меня, а у меня дочь еще.[/vc_column_text][/vc_column][vc_column width=»1/3″][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column width=»2/3″ css=».vc_custom_1500463367014{padding-top: 50px !important;}»][vc_column_text]
Первое большое дело – по пыткам ребят из Анапы,
где четверых молодых парней задержали, обвиняя в совершении разбойного нападения с применением оружия. Парни молодые — там меньше двадцати пяти лет им. Выбивали из всех показания, пытали, одного мальчика изнасиловали в отделе полиции, причем уже после того, как он все подписал. Они пьяные там были. И у нас есть все медицинские документы — там следы от применения тока, следы избиения и т.д. И мы никак не можем возбудить уголовное дело, все время отказывают, несмотря на такие тяжелые обстоятельства.
Я ездила лично, встречалась лично с каждым парнем. И это психологически тяжело. Особенно для парня, которого изнасиловали. Он об этом молчал долго, пока у него кровотечение не открылось и его не отвезли на операцию. Доктор уже сказал, что это произошло, что вероятнее всего что-то такое было, и тогда только он рассказал.
И очень тяжело объяснить родителям, что мы правы, но власть и правоохранительные органы не хотят этим заниматься, потому что там замешаны достаточно большие лица в погонах.[/vc_column_text][/vc_column][vc_column width=»1/3″][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column width=»2/3″ css=».vc_custom_1500463377194{padding-top: 50px !important;}»][vc_column_text]
Уголовное дело? Нет, пыточное.
Ребята работали у одного парня, у которого с отцом есть, они индивидуальные предприниматели, свой бизнес небольшой, что-то со складами связанное. И, как я понимаю, одного из клиентов этого склада дважды ограбили с периодичностью в два месяца. Напали на его фуры, забрали товар, но товар был застрахованный. Хозяин фур обвинил ребят, якобы они напали, хотя и биллинги телефонные говорят о том, что двое из них вообще в этот момент в другом месте были.
Они не дают признательные показания, за неповиновение полиции всех арестовывают на пятнадцать суток, потому что или им надо было предъявлять обвинение, или их надо было отпускать. Отпустить они их не могут, потому что они не признаются, и они понимают, что, если пацаны сейчас выйдут, появятся платные адвокаты. Поэтому, соответственно, они закатывают всех на пятнадцать суток, и начинается с ними работа именно по уголовному делу.
Двое суток их избивают, на ногах между пальцами у ребят следы от тока.
И не только наша независимая, а даже полицейских экспертиза дает заключение, что были следы от клемм по применению тока, многочисленные ушибы, гематомы, травмы. И в общем-то они дали признательные показания, трое из них на домашнем аресте, один из них содержится под стражей.
Отец одного из ребят приезжал, и в приемную президента ходил, и все пороги в Москве обивал — бесполезно. Честно говоря, не знаю, каким образом он сюда пришел, но он пришел на прием и попросил взять адвоката именно из другого региона. Потому что все адвокаты, которые работают сейчас именно по уголовному делу, они сразу сказали, что мы заниматься делом по пыткам не будем, потому что нам здесь работать, нам здесь жить, и мы никаких неприятностей для себя не хотим. Они никак не помогают в решении второго дела, пыточного, хотя по сути если мы докажем, что к ним применялись пытки в тот момент, то у них летит доказательство по уголовному делу, потому что все явки, признательные показания были выбиты именно в момент причинения пыток.[/vc_column_text][/vc_column][vc_column width=»1/3″ css=».vc_custom_1500658917670{padding-top: 50px !important;background-color: #e2e2e2 !important;}»][vc_column_text]
И в прокуратуру они приходят, в глаза смеются и говорят, мол, вы же понимаете, либо ваши сядут, либо мы своих сдадим. Ну как вы считаете, что будет вероятнее?
[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column css=».vc_custom_1500464638752{padding-top: 50px !important;padding-bottom: 50px !important;}»][vc_gallery type=»image_grid» images=»5742″ img_size=»large» css=».vc_custom_1527746019361{padding-left: 150px !important;}»][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column width=»2/3″ css=».vc_custom_1500463433815{padding-top: 50px !important;}»][vc_column_text]
Дело избиения во Владимирском централе
Я приехала на встречу с парнем, который пожаловался, что его избили во Владимирском централе. Кажется, это была осень четырнадцатого года. Мне надо было его опросить, что случилось, как, где и почему. Мама приехала к нему на свидание, ее не пустили, потому что у него были повреждения — мама бы затрубила. А адвоката же не могут не пустить. И я пришла, у него действительно подбит глаз, на теле есть повреждения. Меня что сразу насторожило, нас отвели в кабинет для встречи с адвокатом — и закрыли. Сроду меня нигде не закрывали, ни в каких колониях, и так прям раз — и закрыли. Мы побеседовали, я у парня брала объяснение, он мне все подписал, заявление написал. Я стучу, чтобы меня выпустили. Заходит небольшой, я даже не знаю, кто он у них был, в сопровождении двух выводных, и говорит: «Отдайте бумаги, что он вам написал». Я говорю, мол, а еще что вам дать? С ними по-другому нельзя, потому что, если ты начинаешь там это… они понимают, что всё.
Я говорю, может, еще вам все дело дать полистать? Нет, отвечает, вы должны мне отдать, вся переписка только через сотрудников тюрьмы. Я говорю, это где написано? Если покажете, я с вами соглашусь и с удовольствием вам все отдам, чтобы не нарушать закон. Но вообще если вы знаете закон, говорю, любая переписка, общение с адвокатом — это адвокатская тайна. Ничего я вам, конечно, говорю, не дам. Говорю, если хотите, приглашайте начальника тюрьмы, зама, — кого угодно, будем с ними беседовать.
Он прямо близко подходит, думал, что меня сейчас запугает (думаю, сейчас еще плечами как начнет толкать), и: «Не будете отдавать?». Я говорю, вы, во-первых, отойдите от меня, не плюйте мне в лицо, вы нарушаете мое личное пространство, говорю, и я вам вообще ничего не отдам.
А парень заключенный, мальчик молоденький совсем, испугался, вроде я же девочка: «Может, отдадите? Вы не боитесь?». А я не боюсь, у меня за воротами человек сидит в машине. И знает, что, если я до пяти часов, пока у вас пересменок не начнется, не выйду, значит, что-то случилось. Вы понимаете, говорю, что я приехала сюда не одна в любом случае. И он приказал парня увести, его увели — меня закрыли: «Будете сидеть здесь, пока не отдадите».
А в каждом кабинете стоит наверху, в углу, камера. Я взяла демонстративно большой лист белой бумаги, села вот так у камеры и вот такими буквами ему пишу: «ГЕНЕРАЛЬНОМУ ПРОКУРОРУ ЧАЙКЕ, ПРОКУРОРУ ВЛАДИМИРСКОЙ ОБЛАСТИ ОТ АДВОКАТА.. В ЗАЩИТУ ИНТЕРЕСОВ» — так, чтобы было видно в камеру. Я уже подхожу к концу страницы, как дверь открывается.[/vc_column_text][/vc_column][vc_column width=»1/3″ css=».vc_custom_1500658175336{padding-top: 100px !important;}»][vc_column_text]
У сотрудников правоохранительных органов — полиции или службы исполнения наказания, за исключением некоторых сотрудников Следственного Комитета, такое ощущение, что у них власть, и они могут делать вообще все что хотят, особенно в своем мирке, в следственном изоляторе, в тюрьме и т.д.
[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column width=»2/3″][vc_column_text]В общей сложности, может, минут двадцать-тридцать прошло. Пришли выводные провожать меня. А этого нет. Я говорю, что, постеснялся сам прийти, хоть доброй дороги, говорю, пожелал бы. Они в ответ: «Зря вы так, вот приезжаете и проблемы создаете». Я, говорю, проблемы создаю, а не вы, когда у человека глаз один практически не видит? У него, говорю, блямба. Это вы считаете нормальным? Поскользнулся и упал, да? «Ну вы же все понимаете, у нас служба такая».[/vc_column_text][/vc_column][vc_column width=»1/3″ css=».vc_custom_1500658897796{background-color: #e2e2e2 !important;}»][vc_column_text]
Я говорю: «Вы понимаете, были бы у вас какие-нибудь нормальные жизненные приоритеты, вы бы здесь не работали».
[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column width=»2/3″ css=».vc_custom_1500463452930{padding-top: 50px !important;}»][vc_column_text]
Дело, которое не отпускает
В прошлом году одного ингуша, мастера спорта, члена сборной России по греко-римской борьбе, задержали в Украине — обвиняют его в том, что он, якобы, в лесах, в горах, в полях, — не знаю, в чем, проходил подготовку для участия в войне в Сирии, в общем-то, экстремист, террорист и все такое. И он выехал в Украину с разрешения Минспорта Ингушетии, и в Украине же его задерживают полтора года назад.
Ко мне обратился знакомый адвокат (потому что он знает, что я занимаюсь экстрадицией) на той стадии, когда этого человека уже передавали нашим, из Украины в Россию. То есть его уже везли из Киева в Харьков, а из Харькова должны были уже отдать нашим ФСБшникам. И я быстро написала обращение в Европейский суд, который запретил его выдавать нам. И он остался в харьковском СИЗО.
Через полтора месяца его освободили из СИЗО, закончился максимальный срок содержания под стражей. А Украина подала заявление в Европейский суд, чтобы те отменили меру, чтобы разрешили все-таки выдать, потому что он угрожает безопасности не только России, но и Украины и вообще всей Европы: слухи у СБУ есть, что он якобы поедет в Словению или Словакию, где тоже будет всех подрывать и все такое.
И накануне рассмотрения дела меня информирует суд, что 17 или 18 января будет рассмотрение этого вопроса в Большой Палате, типа, представьте свои возражения. Я, конечно, все написала, и мы ждали ответа из Большой палаты, но буквально накануне или в этот день, когда должно было быть рассмотрение, подсудимый пропадает из дома.
Он жил под подпиской о невыезде в доме своего адвоката, который защищает его в Украине, у него был браслет. Он жил там уже практически месяц, к нему собиралась прилететь жена с двумя детьми, мама, повидаться, потому что они его не видели, он под стражей больше года находился.
И тут он пропадает. Как раз в тот момент, когда адвокат уехал в суд на какое-то свое заседание. Адвокат ему купил обувь, зимние вещи какие-то. Он ходил в сланцах дома. Адвокат рассказывает, что, когда уезжал — тот ел, а когда приехал обратно, сланцев нет, обувь купленная стоит, куртка, в которой он ходил, лежит. А на улице январь, снег. В общем, все вещи лежат, молитвенник, коврик, вся атрибутика (а он религиозный такой). И перерезанный браслет лежит в бачке или в раковине.
Милицию вызвали, вызвали собак, кинологов, и они начали его искать — несколько следов вели к соседу, якобы к калитке. И потом следы потерялись в районе проезжей части, недалеко от трамвайной остановки. Дальше следов никаких нет.
Бежать у него смысла не было, потому что мы понимаем, что он без документов. А, у него еще раздулся очень флюс, а они не разрешали ему к доктору поехать, они все боялись, что он убежит. И флюс так обезобразил лицо, ждали, что приедет на дом врач.
И адвокат, который с ним работает, говорит, в таком обезображенном виде, без документов, в сланцах, без куртки, это куда, говорит, это до первого сотрудника! Причем он же по всем каналам телевидения как террорист и все там.
И я срочно пишу в Европейский суд, что так и так, у нас пропал человек и заведено розыскное сейчас дело, но, в общем, концов нет. Я говорю, что если он не объявится в ближайшие месяц-полтора в Ингушетии, у них там в СИЗО, то он вряд ли объявится вообще.
Мы считаем, что его украли, конечно, потому что он достаточно видная в Ингушетии личность, он в книге почета. Там у них вся семья такая. У него брат тоже в сборной, здесь, в Москве, по греко-римской борьбе, они призеры Франции, Европы. В своих кругах их знают очень хорошо, а в Ингушетии так у них вообще вся семья титулованная, просто гордость.
Мы считаем, что он не мог просто так сам сбежать. Но пока он нигде не объявился, никому ничего не дал знать, в общем, он пропал. Европейский суд прислал мне вчера бумагу, что они отказали правительству Украины в отмене обеспечительных мер, они продолжают настаивать на том, что его нельзя никуда выдавать.
Вроде дело-то идет, но его нет, потому что человека нет. И братья его опасаются, что вообще его не найдут.[/vc_column_text][/vc_column][vc_column width=»1/3″ css=».vc_custom_1500657714626{padding-top: 50px !important;background-color: #e2e2e2 !important;}»][vc_column_text]
Были случаи — просто люди пропадают, и все. Их невозможно найти. Исчезновений же много у нас, и в Чечне, и в Ингушетии.
[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column width=»2/3″ css=».vc_custom_1500463823968{padding-top: 50px !important;}»][vc_column_text]
Если я не выйду максимально через три часа,
значит, вы поднимаете шум — что-то произошло, нужно звонить начальнику, давать знать, что мы здесь.
Ну, конечно, страшно бывает, бывает, когда ночью возвращаешься с каких-то следственных действий, с обыска или еще откуда-нибудь, в два часа ночи. Машину негде поставить, ставишь за пятьсот километров от дома. И тебе в два часа ночи надо дойти до подъезда и подняться на второй этаж, зайти домой. А ты идешь, оглядываешься, через сугробы перебегаешь, потому что тебе до этого сказали: «А вы не боитесь ночью возвращаться домой?»[/vc_column_text][/vc_column][vc_column width=»1/3″ css=».vc_custom_1500657733153{padding-top: 50px !important;background-color: #e2e2e2 !important;}»][vc_column_text]
А что делать-то? Если не мы, то кто?
[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column width=»2/3″][vc_column_text]За меня мама очень переживает, говорит: «Дочь, ну, когда ты бросишь всем этим заниматься?». Когда я улетаю в командировку, она мне: «Ты вылетаешь — позвони, приземлилась — позвони, в гостинице — позвони». После того, как меня закрыли в камере во Владимирском централе, я начала предупреждать, что захожу в колонию, или в следственный изолятор, или в тюрьму, или еще куда-нибудь — вот, я зашла, отписалась. Общественность делает свое дело, и когда начинают сто пятнадцать человек звонить и спрашивать, что случилось, там они понимают уже. Так друг друга и спасаем.[/vc_column_text][/vc_column][vc_column width=»1/3″][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column css=».vc_custom_1500463759733{padding-top: 70px !important;padding-bottom: 70px !important;}»][vc_single_image image=»6466″ img_size=»large»][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column width=»2/3″ css=».vc_custom_1500463766478{padding-top: 50px !important;}»][vc_column_text]
Я верю, что вода камень точит,
и, может, справедливости нет сейчас и, нам кажется, что не будет никогда, но она все равно есть, и рано или поздно справедливость восторжествует.[/vc_column_text][/vc_column][vc_column width=»1/3″][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column width=»2/3″][vc_column_text]Когда ты первый раз приходишь на встречу к осуждённому, не знаешь, как пройдёт. Найдёте общий язык или нет. Достигнешь ты уровень доверия такой, что тебе расскажут то, за чем ты пришла. Сможешь ли ты вселить в него уверенность, что все будет хорошо, что будут приложены все усилия, чтобы ему помочь. Начинаешь разговор, а тебе в ответ — да я вас знаю, интересовался. Мне сказали — расскажи этой женщине все, что хочешь, а она сделает так, как надо. Про вас, вашу организацию, вашу работу уже половина колоний России знает. Вот даже приятно это слышать.[/vc_column_text][/vc_column][vc_column width=»1/3″ css=».vc_custom_1500658945409{background-color: #e2e2e2 !important;}»][vc_column_text]
Единственная цель фонда — помочь людям.
[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column css=».vc_custom_1500653156251{padding-top: 20px !important;}»][vc_column_text]Текст — Аля Фисенко[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row]